|
СТИХОТВОРЕНИЯ
Из Гильена
"Детство мое осталось..."
"Удрав от вечности, над краденым огнем..."
Недождавшимся свидания
"В подвальчиках – приютах тесноты..."
Гитара
Летнему Саду
"Когда поворачивается Вселенная..."
Ночь
"Из окна пустыми вечерами..."
Везут театральные декорации
"Звенит, и льется, и уносит вдаль..."
Н. Гутман солирует на концерте Лютославского
Мастер и Маргарита
"Молчишь. Но что-то стало..."
"Проснуться вдруг под вечер жизни..."
"Мы – азиаты..."
"Ртуть сворачивается в свой шарик..."
ИЗ ГИЛЬЕНА
В пустом, как сухая бутылка
В казенном и затхлом зале
Оранжевая кобылка
Сиреневыми глазами
Глядит тоскливо и жалко...
А где-то у Валаама
Плывет голубая русалка
С зелеными волосами.
А где-то в степи над криницей
Просолены солью губы –
Цыганка – черная птица
В костре растрепанных юбок...
Пустите свободно и пылко
Лететь вдоль озер, степями
Янтарной масти кобылку
С агатовыми глазами.
Пустите ее к русалкам
В лиловой волне плескаться,
Пустите ее к цыганкам –
Гадать у огня и смеяться.
Пусть будет вольно и сладко,
Пусть будет ново и странно,
А я подойду и украдкой
Тихонько и нежно гляну.
***
Детство мое осталось
В густых и глубоких травах –
Там наша шальная орава
Орала дико "Ура!"
Летела в бурьян галопом,
Рубила лихо, со свистом –
По деревянным саблям
Зеленая кровь текла.
Клонили головы долу
Репейные генералы,
Малиновые кокарды
Роняли в белую пыль...
Чапай уже был нам сказкой,
Испания – близкой легендой;
Короткие битвы Хасана
Мы приняли в нашу быль...
Воронок черные гнезда
Навили черные птицы.
Осколки изрезали травы
И – красная кровь текла.
И наше звонкое детство
Ушло от нас в сорок первом –
Сомкнулись горячие травы,
Не к каждому юность пришла...
Опять под спокойным небом
Ребячья звонкая песня,
Опять летят над бурьяном
Березовые клинки.
Мальчишкам в шестидесятом
Георгий Жуков – не сказка;
А Венгрию за легенду
Им, видно, считать не с руки...
И снова зеленое детство
Уйдет в зеленые травы;
Седых полководцев могилы
Седым порастут ковылем –
Но будет в песнях и сказках
Храниться незримая память
О давних битвах в бурьянах,
О дальнем детстве моем...
***
Удрав от вечности, над краденым огнем
Два февраля свои сцепили пальцы
В одной груди – блокадный метроном,
В другой – нейтрона призрачные пяльцы...
Но соплетенье дланей ледяных
Не грел костер – он был столь смертно малым,
Что февралям согреться на двоих
Дымящейся хибары не хватало.
И посинев, в свой год сорок второй
Ушел один февраль – без поворота.
Другой остался – семьдесят восьмой –
Искать на теплом пепелище что-то...
НЕДОЖДАВШИМСЯ СВИДАНИЯ
Сколько вас, к которым не пришли –
И спокойно, сыто спят с другими
Или за туманами чужими
Сгнили, стали травами сырыми...
Сколько их, что вовсе не пришли!
Сколько вас, к которым не придут –
Ждать вам их под звездами немыми,
Время мерить прядями седыми,
Жить всегда надеждами пустыми –
Все равно напрасно – не придут.
***
Ю.А. Грабовенко
В подвальчиках – приютах тесноты,
Где за прилавком – хмель с лицом прожженным
Над светлой рюмкой точные мечты
Рождаются в сознаньи освеженном.
Кто говорит, что разуму – конец,
Коль человек коснулся алкоголя?
Неправ сказавший "Истина в вине!" –
Ведь истину вино рождает боле!
И потому любезен нам приют,
Где теснота, где гул речей текучий,
Тот, где друзья за разум разом пьют,
За солнце, разгоняющее тучи!
1976
ГИТАРА
Был день как пес – большой и добрый.
Война на кладбищах спала.
Фонтанка шла – и через город
Гитару страшную несла:
Ни пяди корпуса живого,
Струн нервы вырваны из ран –
Как будто из сорок второго
Она прорвалась чудом к нам.
И не гитарные останки
Волна бывалая влекла –
Обычным полднем по Фонтанке
Баллада
мертвая
плыла.
1976
ЛЕТНЕМУ САДУ
Славный Летний Огород,
Пращур всех садов российских!
Сколько судеб и дорог
От аллей твоих росистых...
Сколько сладостных баллад
От твоих молчащих статуй,
Сколько радостных наград,
Обернувшихся утратой...
Сколько радужных надежд
На песке твоих дорожек,
Сколько нежно ждущих вежд
И тревог знобящей дрожи...
Белый пламень лебедей
В золотом сияньи лета –
Сад – творение людей
И прибежище поэтов...
Лекарь бед, любви отец –
Токи недр твои живые,
Миллионами сердец
Бьются липы вековые...
Были в юные года
Мы твоими сыновьями,
Прикрывал ты нас тогда
Дружелюбными ветвями...
И не ведали мы, нет,
Что тебя – увы – покинем,
Но твой шелест, след и свет
Будем помнить и поныне...
Величавый Летний Сад!
Допусти опять под кроны;
Для тебя стихи звучат,
Сад Амура и Короны!
***
"Зло неизбежно..."
Когда поворачивается Вселенная
Массой в квадрате скорости,
Когда поворачивается эпоха
Ликом нейтронной скорбности,
Когда поворачивается планета
Боком грустно-весенним,
Когда поворачивается поэзия
Мертвым Сергеем Есениным –
Тогда голубеет подснежник
В лужице талых кристаллов,
Тогда просыпается нежность
Теплой пичугой малой,
Тогда улыбаются звезды
Под взглядами маленьких принцев
Тогда никогда не поздно
Добро понимать как принцип!
1978
НОЧЬ
У часов бессонных
Пульс насторожённый.
На стекле оконном –
Месяц отраженный.
По асфальту дворика
Шаркает метла
Зёв разнесся дворника
И потом – слова.
Очевидно, улицы
Целиком пусты.
На коньках целуются
Сукины коты.
Сны бредут понурые
Чередою бурой
Скучные и хмурые
Над постелью-дурой.
***
Из окна
пустыми вечерами
Я смотрю
На опустевший двор.
Дом – в огнях
и виден в каждой раме
Жизни чуждой
собственный узор.
Мечутся беззвучно силуэты,
Гаснут и опять горят огни.
Странные китайские портреты,
Теневого театра фонари...
Ставят все – от комикса до драмы,
Представленьям не видать конца.
Часто бьются немо и упрямо
Из-за выеденного яйца.
Непонятен, путан ход событий,
Необычен, чуден вид теней...
Кто ж антрепренер, распорядитель,
Режиссер комедии людей?
Дом – в огнях
и виден в каждой раме
Жизни чуждой
собственный узор.
Из окна
пустыми вечерами
Я смотрю
На опустевший двор.
ВЕЗУТ ТЕАТРАЛЬНЫЕ ДЕКОРАЦИИ
Перемещают мир, закрученный в рулон
В континууме времени-пространства
Вульгарную дерюгу, – не нейлон –
Холст старый – ипостась непостоянства...
Но завечер из-под колосников
Вновь ниспадет на сцену свиток смятый,
И силой творчества на несколько часов
Иллюзий мир войдет в координаты...
А Вы – что ж, Ваша жизнь – не театр,
И Ваша роль вполне определенна.
Но Зритель я. Мои стихи летят
Сквозь шум оваций робко и влюбленно.
И грядет миг – о, неизбежен он –
Прервутся разом время и пространство,
И словно ипостась непостоянства,
Свернется мир, как старый холст, в рулон.
***
Звенит, и льется, и уносит вдаль,
И в сердце легким светом разливается
Не то веселье слышится, не то печаль,
А только длится, длится – не кончается...
И новый звук рождается струной
Движеньем новым время полнится
Еще, еще – вот вздымется волной
И вновь спокойствия исполнится...
Ведет с собой, вздымает и манит
А после вдруг в себе замкнется тайною,
Но никогда совсем не замолчит –
Одно молчанье здесь – дитя случайное...
Вдали, казалось, навсегда замрет,
Но нет – не гаснет тон истаявший –
Едва заметный, он опять растет,
Стрелой незримой в небеса взлетающий...
И вот набрав и мощь и высоту
До мер безмерных, до краев окраинных
Опять, ликуя, славит красоту
Раскатами своих аккордов пламенных...
Окрест все замерло, томлением горя,
В груди волненье жарче разгорается,
Огонь восторга взвился с алтаря –
И смертным чудо музыки является...
1978
Н. ГУТМАН СОЛИРУЕТ
НА КОНЦЕРТЕ ЛЮТОСЛАВСКОГО
Дева виолончеллиевая
Строгая венециански –
Будто из Ренессанса
Сюжет Тициана Вечеллио
Валькирией виолончели
Оседлан конь златорунный;
Хлыстом смычка тронув струны,
Мчит диссонансным ущельем.
Глазищи виолончельи
Дека груди звучальной –
Кентавр женоинструментальный
В лесу флажолетто-свирельем.
МАСТЕР И МАРГАРИТА
Обыкновенную бабу,
Даже ничем не прикрытую
Согласно Гете – масштабно
Мастер назвал Маргаритою.
Пустил ее в жизнь-легенду
Восторгом и мукой укутав
В странную повесть-ленту
Странные судьбы запутав.
Душу ее и колени
Нежно и страстно тронул
И от его преклоненья
Бабы живые стонут.
И каждая – Маргаритою
И каждой – хоть малый шабашик,
А перед каждой – корыто
И полудерновый шалашик.
***
Молчишь. Но что-то стало
не так.
Хотя часы как прежде
Стучат: тик-так, тик-так.
И это "что-то" – страшно.
Страшней ночных атак
Хотя часы спокойно
Стучат: тик-так, тик-так.
И это невозможно
Преодолеть никак,
Хотя часы надежно
Стучат: тик-так, тик-так.
Молчишь. Хоть с каждым мигом
Все больше то "не так",
Хотя часы как прежде
Стучат: тик-так, тик-так.
***
Проснуться вдруг под вечер жизни
Свою ненужность осознав
Ни мирозданью, ни отчизне,
Ни тем, кто обладатель прав.
И в сокрушительном прозреньи
Уразуметь, развеяв сны,
Учеников пустых презренье
И безразличие жены.
Постичь в убогом человеке
Ничтожность плотской красоты
Беспомощность любви-калеки
И бесполезность доброты.
И вновь с терпеньем бесконечным
С душой тяжелой дальше жить
И до пределов жизни вечно
Страдать, бороться и любить.
1984
***
“Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!"
А. Блок
Мы – азиаты. Но Европы дух
Проникший в нас – нас уничтожит.
Свободный скиф – наездник и пастух
Две эры нежится уже на чуждом ложе.
Давно ему не ведом ветра клич
И хмель полыни, яростный и горький,
Сменен на кляузу окровавленный бич,
Бисквит теснит обкусанную корку.
Нет топота некованых копыт –
Распорот воздух свистом реактивным,
Напев степной гортанный позабыт,
Забит, запутан ритмом конвульсивным.
Мы бреемся, выщипываем бровь –
Кто вспомнит, что у скифов были гривы?
По-европейски меряем любовь
Числом измазанных презервативов...
Назад тысячелетье отложи –
Летела степью дикая свобода –
А мы терпимы к самой дикой лжи
И принимаем извращенья моды...
Да, мы обречены... Нам этот дух
Губителен как азиатской расе.
Свободный скиф – наездник и пастух –
Умрет на поролоновом матрасе.
***
Ртуть сворачивается в свой шарик,
Стынет березовый сок.
По голому лесу шарит
Заморозок.
Выйди по леденеющей тропинке,
К солнцу стеклянному стань:
Брызнет на рыжей рябинке
Паутинная скань.
Легонько тронь отсыревшие сучья,
Шатни омервевший ствол:
Покроются мхи колючие
Липкой листвой.
И погляди в лиловое, дальнее,
Полное дымчатой грусти...
Нет ничего печальнее
Осени среднерусской.
|
