II
...И ПЕННЫХ СТРУЙ СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕНЕЦ

1

Как тайные людских сердец глубины
Надёжно скрыты маской дел и сна!
Бесстрастна лиц и глаз голубизна,
И лишь Поэт и дар его – едины.

Кто б ни был он, до самой сердцевины
Обнажена поющая струна,
И болен стих, когда душа больна,
Изранена – в нём кровь, а не рубины.

Не удержать душе Поэта стон,
Не спрягать гнев – из песни рвется он,
В бессилии – тоской исходят строки.

Так черпай же, Читатель, сей родник –
Кто б ни был ты, найдёшь созвучий токи,
Так океан поэзии велик!

2

Так океан поэзии велик,
Что часто, сидя на песках прибрежных,
Мы принимаем в помыслах небрежных
Скалу вблизи за новый яркий пик.

Но поднимись – и твой кумир поник,
Не отгоняй сомнений неизбежных:
Атолл, сверкавший в брызгах белоснежных,
Погас с закатом. Камень глух и дик.

Утёс же, блеском моря отражённый.
Шумящей стаей крыльев окружённый,
Как-будто вырастает каждый миг.

Не так ли в сполохах людских борений
Не ниже – выше с каждым веком Гений,
Бездонен он, безбрежен, многолик.

3

Бездонен он, безбрежен, многолик!
Не потому ль среди толпы – изгнанник,
Из века в век "гонимый миром странник",
Летящий в вечность, как воздушный бриг?

Его судьбы туманный сердолик
Рукой небес направлен как избранник
Мерцать в ночах. Он – звездный многогранник,
Он – луч потомкам, загнанным в тупик.

Через года строки живой узор
Тревожит будто собственный укор.
Он волен в замки возродить руины.

Вселенским ветром вспенен гордый дух.
Пронзает душу, подчиняет слух
И выше гор валов его вершины.

4

И выше гор валов его вершины.
И громче бури лязг и хрипота –
Двадцатого с Рождения Христа
Столетья. В жерле алчущей стремнины

Останки ностальгической картины:
Зеркал осколки, чувства, маята,
Когда не губы пели, но уста
Романсы, канцонеты, сонатины.

Минуло. Как почти забытый сон.
Сегодня кличут музыкой трезвон
Ткачи и низвергатели рутины.

Да, нам, как масть, безумный выпал век.
Но если дан тебе от Бога бег,
Стреми свой чёлн сквозь хляби и быстрины.

5

Стреми свой чёлн сквозь хляби и быстрины –
Там, впереди, синеющий просвет.
Он серебристым отблеском одет
Сулящей долгожданный сон долины.

В сетях тоски, как в клочьях паутины,
Он чуть мерцает, брезжущий Рассвет –
А воды вязки и на вёслах след
Липучей грязи и болотной тины.

Вокруг сочится запах грязей сточных
А дни текут, текут в часах песочных
И, значит, должно править напрямик,

Под встречный ветер лодку подставляя,
Кому назначен груз её не зная,
Вперед, к простору, сжав перо, как крик.

6

Вперёд, к простору, сжав перо, как крик, –
Но так хрупка твоей надежды птица!
И обнажённым проводом искрится
Души с любым прикосновеньем стык.

И проступают рожи через лица,
В приветствиях звучит звериный рык
И в юноше уж видится старик,
В которого он вскоре превратится!

Кому он нужен, этот дар чугунный?
Утеху старость ищет в песне струнной,
А юность треплет мрачных ритмов тик

Ни тех, ни этих не тревожь, не мучай!
Не для тебя, Поэт, счастливый случай,
Темна душа, тяжёл и нем язык.

7

Темна душа, тяжел и нем язык,
Когда в разладе с миром стук сердечный
И с разумом у сердца спор извечный
И воля, как подстреленный кулик.

Тогда, Поэт, взгляни на лунный лик,
Отчаясь уловить хоть отзвук встречный
Бери свой посох и в мешок заплечный
Кинь шум дождя и промелькнувший блик.

От суеты и пиршества далёк,
Ты – на огонь влетевший мотылёк
В чужом миру, где властвуют причины.

Вокруг огней неоновых накал,
Но для тебя не выстроен причал,
Ненастна даль, чадит огонь лучины.

8

Ненастна даль. Чадит огонь лучины.
И Время, как погонщик, сузив глаз,
Хлыстом напоминает всякий раз:
Просчитан срок, готовы крестовины.

Подставь хребет. А вечные почины,
Начала, начинанья – шорох фраз!
Слова меняют смыслы и окрас –
Есть только путь и комья рыжей глины.

Но не желая подчиняться плетке,
Ты снова ждёшь, перебирая чётки,
В бездействии ища дорогу в Рим!

Когда же быть не хочешь вещью тварной,
Спеши ответить на вопрос коварный:
Рок над тобою или ты над ним?

9

Рок над тобою или ты над ним
Итог рассудит. Вряд ли до финала
Его узнать дано. И то немало.
Когда к Синаю выйдет пилигрим.

Так будь собой лишь признан и гоним!
Кому ж вчера толпа рукоплескала,
По ком звенит не медь, а лёд бокала –
В конечном счёты – дым. И только дым.

Картина повсеместна и знакома!
И как пророков, не ценимых дома,
Живых поэтов тоже не храним –

Их убиваем, загоняем в рамы,
Их изгоняем, ежели упрямы.
Но парусника бег неодолим!

10

Но парусника бег неодолим,
Когда ветрилом правит вдохновенье,
Стихии человеческой движенье
Уже не властно более над ним.

Тот, кто земным влеченьем одержим,
Кем управляет головокруженье,
Едва ль поймет сгоранье и горенье
Того, кто вечной жаждою палим,

Кто пыль и кровь стерев с усталых ног,
Был счастлив тем, что напоследок смог,
Припав к кресту холодными губами,

Сказать: я уношу с собой во тьму
Не унижений и обид суму,
А трепетанье белых крыл над нами.

11

А трепетанье белых крыл над нами
И ясный цвет распахнутых небес,
И в мягкий сумрак погруженный лес
Мы получили в дар, не зная сами.

Скалы отвесной многоцветный срез
И глубь, распаханная плавниками,
И мощь летящих к берегу цунами
Полны нерасколдованных чудес!

Но лишь кусок блестящего металла
Мы, как игрушку, блёстку с карнавала,
Схватили из всего, что дал Творец,

И ею меря жизнь, ей курим ладан,
Забыв, что взмах весла дотоль оправдан
Доколе честен пред собой гребец.

12

Доколе честен пред собой гребец,
Сквозь топь соблазнов, из ущелий страха
Есть узкий путь, спасающий от краха –
Тропа в тобою сложенный дворец.

По камню в день. По горсти глины, праха.
По черепице. По бревну в торец.
Не по монете – по строке в ларец
И на локтях протёртая рубаха.

И если ты свой храм сберёг в огне,
Пусть хижиной он видится извне,
Свечное пламя защитил руками,

Постиг, что лишь в предназначенье цель,
Тогда пускай по окнам бьёт метель
И пусть в конце лишь ветер над волнами!

13

И пусть в конце лишь ветер над волнами
Споёт последний на земле хорал
Ты в сферах поднебесных ночевал
На лунном берегу под валунами

Своих друзей, не встреченных меж нами
Ты наконец увидел и узнал:
Один любовь и радость воспевал,
Хотя был слеп. Другой одел строфами

Печаль и боль, хотя был полон силы.
Таков Поэт! Ему с рожденья милы
Не день, а ночь, затворник – не борец,

Противоречья в сумраке сплетений,
Полутона, полуаккорды, тени
И пенных струй серебряный венец.

14

И пенных струй серебряный венец
И музыка созвездий говорящих –
Анахронизм! С транзисторов кричащих
Летит тысячелетия конец!

В почёте не мечтатель, а делец.
Эпоха акций и купюр хрустящих,
Масштабных сделок, городов горящих,
Гражданских прав и атомных колец.

В дороге – электронный рифмоплёт.
Поэт же, удалясь в презренье, ждёт.
Опять один. Уже в висках седины.

Глаза – всегда в себя обращены,
А мысли недоступны и темны,
Как тайные людских сердец глубины.

15

Как тайные людских сердец глубины,
Так океан поэзии велик,
Бездонен он, безбрежен, многолик
И выше гор валов его вершины.

Стреми ж свой чёлн сквозь хляби и быстрины
Вперёд к простору, сжав перо, как крик!
Темна душа, тяжёл и нем язык,
Ненастна даль, чадит огонь лучины.

Рок над тобою или ты над ним,
Но парусника бег неодолим,
А трепетанье белых крыл над нами –

Даколе честен пред собой гребец.
И пусть в конце – лишь ветер над волнами
И пенных струй серебряный венец.

Cambridge – Belmont
1995

Венок сонетов I ..... Венок сонетов III